Александр Листовский - Конармия[Часть первая]
— Что, ругается? — вполголоса спросил его командир полка князь Дадиани — невысокий черноволосый человек с острой бородкой, делая жест в сторону Фицхалаурова.
— А что же, хвалить, что пушку потеряли?
— Да, конечно, нехорошо получилось, — согласился Дадиани. — А у меня беда, князь.
— Что такое?
— Клинок в атаке сломал.
— Ваш клинок — дерьмо. Вот у меня шашка: деду пол-Кавказа давали — не взял! Настоящая гурда, — сказал Султан-Гирей, опуская маленькую, но сильную руку на эфес богатой шашки в серебряных ножнах.
Дадиани хорошо знал, что в ножнах этой шашки лежал самый обыкновенный золингеновский клинок, но спорить с начальством не стал. Он только молча показал в сторону холмов. Оттуда с двух направлений показались идущие рысью взводные колонны буденновцев. Это были полки Тимошенко и Литунова. Полк Городовикова Буденный оставил в резерве. Силы были явно неравные, но это не смущало Буденного. Он имел под рукой хорошо закаленных, испытанных бойцов, глубоко уверенных в том, что они бьются за правое дело, тогда как у большинства белогвардейцев чувство это отсутствовало.
Буденный подал знак шашкой. По фронту прозвучала команда. Полки двинулись рысью. По земле покатился конский топот. Накрытые артиллерийским огнем белые поспешно выстраивали развернутый фронт. Было видно, как сотни расходились из колонны вправо и влево, заливая бурой массой всадников заснеженную степь…
Тимошенко скакал, чувствуя под собой сильную, ловкую, понятливую лошадь, которая понимала не только каждое легкое движение повода, корпуса или ноги всадника, но словно сама бросалась туда, куда посылал ее всадник.
«Прекрасный конь! Спасибо Оке Ивановичу!» — подумал Тимошенко, выпуская лошадь во весь мах.
Красные и белые со страшной быстротой шли на сближение. Неожиданно строй белых сломался. Сотни стремительно хлынули в стороны. В образовавшиеся ворота ударили навстречу буденновцам ружейные залпы. Тимошенко не сразу понял, что падает. Это увидел Буденный. Гнедая кобылица Тимошенко взвилась на дыбы, прошла шага два на задних ногах и с размаху вместе с всадником рухнула на землю. Мимо него с грохочущим топотом пронеслись эскадроны. Тимошенко вскочил и дернул поводья, но лошадь, не двигаясь, косила на него быстро гаснущий глаз. Предсмертная дрожь проходила волной по животу и ногам. Пуля ударила ей в лоб над белой звездой.
— Спасибо, милая, ты спасла мне жизнь! — прошептал Тимошенко, оглядываясь на быстрый конский топот. К нему подскакал Федя с подседланной лошадью. Командир прыгнул в седло и помчался вслед за полком. Он нагнал его в ту минуту, когда послышался дикий крик казаков, ударивших с фланга. Тимошенко, рубя встречных, вбился в ряды головной сотни.
«Молодец! — подумал Буденный, не терявший из глаз нового командира полка. — Прямо сказать, командир подходящий». Он хотел подскакать к Тимошенко, но тут его внимание привлекло появившееся справа большое построение всадников. По белым башлыкам поверх бурок Буденный понял, что это бригада Султан-Гирея, и, подумав это, решил, что настала минута двинуть в бой свой резерв. Связные, пригнувшись в седлах, помчались к Городовикову, укрывшемуся в балке. Там уже заметили их. Бойцы садились в седла.
— Ну, ребята, гляди, — говорил Дерна двум молодым бойцам, недавно вступившим в полк, — ваше дело меня охранять, а я за всех трех порубаю.
Такой порядок был заведен еще в партизанском отряде. Впереди шли в атаку лучшие рубаки, за ними телохранители, оберегающие их от нападения со стороны. Следуя этому правилу, буденновцы несли сравнительно небольшие потери, а сами производили невероятное опустошение в рядах противника.
Тем временем Буденный нацеливал Городовикова для удара во фланг бригады Султан-Гирея.
— Ну, давай, Ока, — сказал он, оглаживая широкой ладонью свою буланую лошадь. — Без победы не возвращайся!
Городовиков крикнул команду. Стремительно расширяясь в обе стороны по фронту, полк развернулся в лаву. Грохоча копытами, конная лава покатилась по пологому склону.
— Ну наш пошел, — сказал Хабза, любивший биться в одиночку. — Кыссым башка! [9] Каллым жывота!!. — яростно крикнул он, выхватывая шашку из ножен.
Буденному было хорошо видно, как обе массы всадников ударились и раскололись на группы. Красные стали одерживать верх. Это было заметно по тому, что бой отдалялся. Однако это еще не было победой. У Фицхалаурова могли остаться не введенные в бой свежие части. Поэтому Буденный распорядился, чтобы Тимошенко, рассеявший казачью бригаду, отошел в резерв. Это решение в дальнейшем целиком оправдало себя…
Хабза одним из первых врубился в ряды белых. Он вьюном вертелся в седле, рубил и колол.
— Что ты?! Что ты делаешь?! — крикнул на него Султан-Гирей, принимая Хабзу за своего. — Ты что, мерзавец, ошалел?!
Хабза тут же направил своего коня на него. Но полковник, видимо догадавшись, ударился в степь. Хабза, вереща диким голосом, погнался за ним. Тут бы и пришел конец Султан-Гирею, если бы не сурчиная нора. Лошадь Хабзы на всем скаку попала в нее ногой и покатилась через голову.
Дерпа видел, как упал молодой осетин, и бросился к нему на помощь. Но помощь была уже не нужна. Белые, сбитые буденновцами, бешеным карьером покидали место схватки. Все же Дерпа подъехал, думая, что товарищ сильно ушибся.
— Наш маленько нога ломал, — отвечал Хабза на вопрос Дерпы. Он, прихрамывая, подошел к покорно стоявшей лошади, осмотрел ее и легко сел в седло.
— Ну, нога это еще ничего, — сказал Дерпа. — Ведь через голову перекатился. Так и шею можно сломать.
— Ну, шея! Зачем шея ломал? Будет и нога, — глубокомысленно заметил Хабза.
Неподалеку от них послышались громкие крики. Дерна посмотрел. Из балки развертывалась в степь колонна конницы. По белым заячьим шапкам Дерпа узнал отряд князя Тундутова, выделенный в резерв Фицхалауровым. Белые скакали в степь. Навстречу им развертывался полк Тимошенко. Впереди полка, выставив вперед обнаженную шашку, весь стремительный в этом движении, мчался всадник, показавшийся издали Дерпе странно знакомым. Под ним летела птицей крупная буланая лошадь. Дерпа не успел рассмотреть всадника. Трубач заиграл сбор. Рассыпавшийся по степи полк собирался к Городовикову. Дерпа занял свое место в строю как раз в ту минуту, когда Городовиков повел бойцов в тыл князю Тундутову. Там, на месте схватки, уже высоко взлетали и падали шашки.
Дерпа вместе с бойцами яростно врубился в скопище белых. Перед ним замелькали озверелые лица, кривые лезвия шашек, оскаленные морды лошадей. С глухим гулом сшибались противники. Слышались лишь негромкие восклицания, вскрики и стоны. Дерпа рубил и отбивался. Есаул с вытянутыми в трубку губами бросился на него со спины. Но случившийся тут всадник на буланом коне высоко взмахнул шашкой и мощным ударом развалил есаула от ключицы до пояса. Дерпа оглянулся на крик и увидел Буденного. Радостная спазма сжала ему горло, и он с новой силой бросился в бой. В нескольких шагах от него рубился Иван Колыхайло. Вокруг него падали люди и лошади.
— Иван, ко мне! — крикнул Дерпа. Он заметил, что тучный офицер с висячими усами пробивался из сечи, и погнал свою лошадь за ним. Но тот уже успел выбраться в степь и хлестал серого жеребца плетью с боку на бок, норовя уйти от погони.
«Врешь — не уйдешь!» — думал Дерпа. Встречный ветер раздувал полы его шинели, стужа прожигала до костей, глаза слепили слезы, но он словно не чувствовал этого и продолжал мчаться за офицером. Позади него скакали Иван Колыхайло, Хабза и боец из первого взвода.
По хриплому дыханию лошади Дерпа чувствовал, что она отдает последние силы. Серый в яблоках красавец жеребец офицера шел легким скоком, бросая из-под копыт комья снега. Расстояние между беглецом и преследователями стало увеличиваться. Видя, что ему не догнать, Дерпа перехватил шашку в зубы и выхватил револьвер из кобуры.
Треснул выстрел, второй…
Беглец вильнул в сторону и со всего маху вскочил в занесенную снегом лощину. Лошадь провалилась по брюхо. Она сделала судорожное движение, чтобы выбраться, но ушла в снег еще глубже и остановилась, шумно раздувая красные ноздри и покачиваясь всем корпусом взад и вперед.
Офицер повернул к Дерпе искаженное страхом лицо. Глаза его побелели от ужаса. Тучное тело била мелкая дрожь.
— Не руби меня! Не руби! — прохрипел он прерывистым голосом. — Я князь Тундутов. Отведи меня к своему командиру. Я дам ценные сведения…
Бой постепенно откатывался. В степь вышли санитары с носилками. Катя торопилась к тому месту, где произошла первая схватка. Это было, как она видела издали, неподалеку от кургана. Она не ошиблась. Впереди, где редевший туман цеплялся за оголенные ветви вербы, на снегу что-то темнело. Приглядевшись, она увидела людей. Они лежали, кто ткнувшись боком, кто навзничь. Тут же билась лошадь. У сурчиной норы лежал первый убитый. Сабельный удар развалил его почти пополам. На его круглом, с толстыми губами, желтом лице застыло выражение ужаса. Катя невольно подумала, что тут дрался Дерна. Она отвернулась, прошла шага два и наткнулась на другой труп. Это был красноармеец. У нее вырвалось восклицание жалости. Она узнала в нем Яноша Береная, которому ей пришлось делать операцию в тот памятный день, когда Дундич привез ее к красным. Катя нагнулась, приподняла и тут же опустила мертво упавшую холодную руку. «Бедный Янош, — подумала девушка, — такой молодой и погиб!» Она подняла голову и увидела другого человека. Он лежал вверх бородой и, кося глазами, смотрел на нее. Катя не узнала его — так он осунулся и побледнел. Но Иона Фролов узнал ее с первого взгляда. Перед ним была та самая сестра, которую он арестовал в Платовской.
![Александр Листовский - Конармия [Часть первая]](/uploads/posts/books/239634/239634.jpg)
